Ничего не бойтесь - все уже было.
Сегодня умер Бог
Сегодня день такой, один на целый век,
Ведь в жизни только раз встречается такое.
Сегодня умер Бог, и выпал первый снег,
И это не сулит ни воли, ни покоя.
Я подношу ко рту снег, тающий в горсти.
Сегодня умер Бог, хоть это невозможно.
И стало быть, грехов никто нам не простит,
И стало быть, в беде никто нам не поможет.
Отныне без надежд в грядущее гляжу,
Отныне больше нет ни ада и ни рая.
Я пьяненький оркестр сегодня приглашу,
Пускай себе гремит, пускай себе играет.
О, Боже, это все творится наяву,
Нетронутый бокал, и музыка истошна.
Сегодня умер Бог, а я еще живу,
Гляжу на этот мир, бесстрастный и безбожный.
Запутавшись вконец в добре его и зле,
Отчаянно ломлюсь в распахнутые двери.
Сегодня умер Бог, и больше на земле
Мне некого любить и не в кого поверить.
И только белый снег летит в порочный круг,
А Бог ушел туда, куда уходят боги.
Лишь выпала строка, как яблоко из рук,
И покатилась прочь, прохожему под ноги.
В сто первый раз его пишу... Знаю-знаю. А мне нравится.
Сегодня день такой, один на целый век,
Ведь в жизни только раз встречается такое.
Сегодня умер Бог, и выпал первый снег,
И это не сулит ни воли, ни покоя.
Я подношу ко рту снег, тающий в горсти.
Сегодня умер Бог, хоть это невозможно.
И стало быть, грехов никто нам не простит,
И стало быть, в беде никто нам не поможет.
Отныне без надежд в грядущее гляжу,
Отныне больше нет ни ада и ни рая.
Я пьяненький оркестр сегодня приглашу,
Пускай себе гремит, пускай себе играет.
О, Боже, это все творится наяву,
Нетронутый бокал, и музыка истошна.
Сегодня умер Бог, а я еще живу,
Гляжу на этот мир, бесстрастный и безбожный.
Запутавшись вконец в добре его и зле,
Отчаянно ломлюсь в распахнутые двери.
Сегодня умер Бог, и больше на земле
Мне некого любить и не в кого поверить.
И только белый снег летит в порочный круг,
А Бог ушел туда, куда уходят боги.
Лишь выпала строка, как яблоко из рук,
И покатилась прочь, прохожему под ноги.
В сто первый раз его пишу... Знаю-знаю. А мне нравится.

Юрий Лорес
Вот вилка падает, мол, женщина придет.
Я улыбаюсь, от того что не поверил.
В природе должен наступить переворот,
Чтоб эта женщина коснулась этой двери,
Рукой дрожащей дотянулась до звонка
И не нажала, а ударила два раза,
Сразила взглядом, словно холодом клинка,
И следом бросила бессмысленную фразу...
Потом с намереньем пройти меня насквозь
Проникла в комнату и, примостившись в кресле,
Заговорила так, как будто ей пришлось
Вчера родиться или только что воскреснуть.
И, оглядев мое жилище с высоты,
Увы, никак не меньше птичьего полета,
Ей до меня так захотелось снизойти:
Богиней, посланной с Олимпа на болото.
Но вдруг заплакала и сделалась смешной,
Такой беспомощной, влюбленной и... любимой.
Жизнь, как прыжок из поднебесья затяжной:
Или в объятия друг другу, или - мимо.
И мы в прыжке уже не чувствовали тел,
А прижимались все тесней - к душе душою.
Но я боялся, потому что не хотел
Впервые в жизни ощутить ее чужою...
И шел на кухню, размышляя о своем,
И на двоих готовил крепкий черный кофе,
Потом курил в окно - и сквозь дверной проем
Едва косился на ее античный профиль.
Но вилка падает, а не наоборот...
Я нагибаюсь к ней, и сам себя ругаю,
И улыбаюсь: разве женщина придет?
А если даже и придет, увы, - другая.
1985